Не зря Государственный национальный русский театр драмы им.Ч.Айтматова поместил «сказание о манкурте» в название своего спектакля. Среди прочих маленьких и, безусловно, важных сюжетов романа (похороны известного всему селу Казангапа, а также трагическая судьба учителя Абуталипа, арестованного по ложному доносу и покончившего с собой), «баллада о манкурте», блестяще рассказанная з.а. Кыргызской Республики Евгением Романовым, является настоящим «апогеем» всего спектакля.

«Можно отнять землю, можно отнять богатство, можно отнять и жизнь, но кто придумал, кто смеет покушаться на память человека?! О Господи, если ты есть, как внушил ты такое людям? Разве мало зла на земле и без этого?» (Ч. Айтматов)

Много веков назад на месте современного Казахстана… «Пятый век христианской эры в Европе ознаменовался Великим переселением народов, которые вторглись с разных концов на территорию Римской империи, нанеся ей окончательный смертельный удар и заложив основы современных европейских государств и народов. Как всегда бывает в годину смут, стали появляться банды грабителей, нещадно истреблявшие и грабившие всех и вся, толпы погорельцев, беглых рабов, дезертиров из различных армий и ватаги разорившихся крестьян. Именно эти разрозненные по этническому, религиозному, социальному, историческому составу племена и положили начало народу, вошедшему в историю под именем жужаней. Жужане были проклятием кочевой Азии и всех соседних государств. Быт и организация жужаней были… весьма примитивны… Единицей боевой и административной считался полк в тысячу человек. Полк подчинялся предводителю, назначенному ханом. В каждом полку было десять знамён по сто человек; каждое знамя имело своего начальника. Письменности у жужаней не было совсем; в качестве орудия счёта применялся овечий помёт или деревянные бирки с засечками. Законы соответствовали нуждам войны и грабежа: храбрецов награждали долей добычи, а трусов побивали палками». Языком их общения был сяньбийский, бывший одним из диалектов монгольского языка . За считанные годы жужани стали гегемонами всей Великой степи, контролируя земли на север от Китая — от Казахстана до Корейского полуострова. Но в войнах и набегах, которые вели жужани, была одна особенность. Покалеченные, порой очень жестоко судьбой, жужани теперь вымещали это на тех, к кому они приходили, кто жил в своих домах и имел семьи, которых когда-то лишились они сами. Особо жестоко обходились жужане с покорёнными народами, вымещая на них всю свою обиду и злобу. Жужане придумали или переняли от неизвестного нам народа особый эффективнейший способ закабаления людей, при котором и сохраняются рабы, а сам факт восстаний становится даже в принципе невозможным. Этот способ состоял в том, чтобы сделать из покорённых народов манкуртов (производное от «мун», т. е. становиться слабоумным, выжить из ума и «курт» — червь, насекомое) . Жужане уничтожали память раба страшной пыткой — надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях. Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под корень. К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные убойщики-жуаньжуаны забивали поблизости матерого верблюда. Освежевывая верблюжью шкуру, первым долгом отделяли ее наиболее тяжелую, плотную выйную часть. Поделив выю на куски, ее тут же в парном виде напяливали на обритые головы пленных вмиг прилипающими пластырями — наподобие современных плавательных шапочек.

Это и означало надеть шири. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта — раба, не помнящего своего прошлого. Выйной шкуры одного верблюда хватало на пять-шесть шири. После надевания шири каждого обреченного заковывали деревянной шейной колодой, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну их душераздирающие крики, и бросали в открытом поле со связанными руками и ногами на солнцепеке без воды и без пищи. Пытка длилась несколько суток. И если впоследствии доходил слух, что такой-то превращен жуаньжуанами в манкурта, то даже самые близкие люди не стремились спасти или выкупить его, ибо это значило вернуть себе чучело прежнего человека. Брошенные в поле на мучительную пытку, в большинстве своем погибали под сарозекским солнцем. В живых оставались один или два манкурта из пяти-шести. Погибали они не от голода и даже не от жажды, а от невыносимых, нечеловеческих мук, причиняемых усыхающей, сжимающейся на голове сыромятной верблюжьей кожей. Неумолимо сокращаясь под лучами палящего солнца, шири стискивало, сжимало бритую голову раба подобно железному обручу. Уже на вторые сутки начинали прорастать обритые волосы мучеников. Жесткие и прямые азиатские волосы иной раз врастали в сыромятную кожу, в большинстве случаев, не находя выхода, волосы загибались и снова уходили концами в кожу головы, причиняя еще большие страдания. Последние испытания сопровождались полным помутнением рассудка. Лишь на пятые сутки жуаньжуаны приходили проверить, выжил ли кто из пленных.

Если заставали в живых хотя бы одного из замученных, то считалось, что цель достигнута. Такого поили водой, освобождали от оков и со временем возвращали ему силу, поднимали на ноги. Это и был раб-манкурт, насильно лишенный памяти и потому весьма ценный, стоивший десяти здоровых невольников. Существовало даже правило — в случае убийства раба-манкурта в междоусобных столкновениях выкуп за такой ущерб устанавливался в три раза выше, чем за жизнь свободного соплеменника. Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери — одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом».
За подробностями сюда http://nauka.bible.com.ua/mankurt/prol.htm

После спектакля «Баллада о манкурте» Государственному национальному русскому театру драмы им. Чингиза Айтматова (Кыргызстан) была вручена Премия имени народного артиста СССР Кирилла Лаврова.