Московская премьера «Барабанов в ночи» в прошлом году была назначена на «барабанные палочки», 11.11. Премьера в рамках фестиваля «Золотая маска» в Петербурге (случайно ли?) выпала на Хэллоуин и неожиданно прозвучала в унисон макабрической атмосфере Дня всех святых.

В основе постановки — ранняя пьеса Брехта о солдате, который в разгар пролетарских волнений 1918 года возвращается к своей невесте, находит ее беременной и помолвленной, собирается примкнуть к бунтовщикам, но меняет мнение, когда невеста остается с ним. С одной стороны, Бутусов в этом спектакле почти дословно воспроизводит текст. А с другой — ограняет его, как драгоценный минерал. А потом поднимает в ладонях и слегка поворачивает: «видите?». И от волшебных бликов разбегаются глаза, а четко расписанные у Брехта роли обретают два, три, десяток новых измерений!

Огранка — процесс прекрасный, но суровый, и режиссер не щадит ни героев, ни зрителей.

Он кошмарит и нагнетает, его приемы, как обычно, агрессивны: зубодробительный парадоксальный саундрек, звуки, заставляющие вздрогнуть, клоунский грим, кровь ручьями, экстатические пляски, сцены до мурашек жуткие и манипулятивно трогательные… Это безумно стильно и страшно (в буквальном смысле) красиво. Бешеный темп гремящего первого акта опрокидывается в медитативный второй — так шумное веселье выплескивается в пустую холодную ночь.

Поддерживая темп, актеры с виртуозной быстротой меняют маски, неуловимо оборачиваясь кем-то совсем другим. Эстетика кабаре придает этим превращениям шик, а инфернальность образов наделяет их глубиной. Герои находятся словно на грани жизни и смерти — той самой, откуда вернулся Андреас Краглер. Иногда кажется, что они давно мертвы. И попали в рай (вон и Христос в шортах и венке из гирлянды). Или в ад (Женщина с косой — тоже здесь). А может быть, это метафора внутреннего состояния, жизни в рушащемся мире, пира во время чумы. В газетных кварталах бои, хаос подступает, все смешалось — от социальных ролей до гендерных признаков. Пустая холодная ночь разносит барабанный бой. То ли танцуют, то ли стреляют…

В сущности, любой момент истории — это одновременно и после-, и предвоенное время, и этим ощущением проникнута постановка. На всем лежит печать смерти, во всем война — одни на ней зарабатывают, другие на ней погибают. А Краглер вернулся, четыре года пробыв на грани небытия, и все же не(зримо) оставаясь здесь (реальные и мысленные образы сосуществуют на сцене — еще один излюбленный прием Бутусова). Вернулся, чтобы, как в «Балладе о мертвом солдате», снова быть отправленным воевать — но отказывается от навязанной доли. Только вот если отказаться от войны, предпочесть ей «размножение», она никуда не уйдет. Мощный лейтмотив спектакля — навязчивые образы той же Фридрихштрассе, где разворачивается действие, сначала разрушенной бомбежками, потом — прорезаемой Берлинской стеной.

«Барабаны в ночи» — это зловещий перевертыш, и похожий, и не похожий на остальные постановки Бутусова. Поэтому он дарит одновременно и радость открытия, и удовольствие узнавания. Этот спектакль — о социальном конфликте. Или о нравственном выборе. Или о любви и прощении. Или о войне и смерти. Или обо всем этом. Или ни о чем из этого. Его можно воспринять и как утверждение буржуазных ценностей, и как злую насмешку над ними. Выбирайте свое. У маэстро для каждого приготовлен барабан.

Смотрела и писала Алена Мороз