Для всякого артиста большая честь иметь в своем резюме сольную театральную работу. Это своеобразный знак признания и дань таланту  со стороны руководства театра и самого режиссера.

Любимицу Ю. Б. и многочисленных поклонников «Макбет. Кино» и «Гамлета» Лауру Пицхелаури выбрал Анджей Бубень на роль Марии Склодовской — Кюри в свой моноспектакль «В лучах» по пьесе Артура Палыги.

Наконец-то  Лаура доросла до автономии на сцене.   

Полуторачасовой спектакль, разыгранный артисткой,  посвящен жизни  невероятной, поистине  исторической  женщины. Скелет пьесы и, собственно, спектакля —  письма Кюри самой себе (Мане, как она ласково себя называет). Здесь и о детстве, и о первой работе, о Пьере, и  о лишениях и трудностях, которые она мужественно преодолевала, когда открывала миру  ранее неизвестные химические элементы (радий и полоний), и о научном сообществе, которое ее не принимало из-за отсутствия пениса, и о самостоятельном воспитании детей. Весь спектакль идет с надрывом, на какой способна только Лаура Пицхелаури, но отсылает ли подобная инсценировка  к личности самой Кюри?

Для меня гораздо честнее всё происходящее было, когда Лаура спокойным голосом что-то рассказывала, не играя и не расставляя интонационных акцентов. Да, Кюри была революционеркой и в прямом, и в переносном смысле слова, но ведь революция бывает очень тихой и точечной, она не обязательно громогласная, объемная  и разрушающая, какой мы себе ее представляем на первом ассоциативном кругу.

В этом спектакле (как по мне) Лаура осталась артисткой театра им. Ленсовета, бесспорно талантливой и приковывающей восхищенные взгляды, но не перевоплотившейся в образ своей героини (либо надо было проживать что-то свое). Возможно, сама пьеса не подходит для сценического прочтения, а, может, режиссерской мысли не хватило на новое высказывание, но отделаться от ощущения, что смотришь постановку скорее из-за уважения к артисту нежели из-за интереса к самому материалу, я никак не могла.

«В лучах» не имеет четкой линии, прослеживаемого сюжета, если хотите («все смешалось в доме Облонских»): все письма свалены в кучу и читаются в хаотичном порядке, отчего исповедь разумной женщины иногда напоминает стенания сумасшедшей.  У спектакля есть только осязаемое начало (начало, которое начинается с конца), а кульминация и заключение сливаются воедино, не давая зрителю внятного финала.  Бубень просто его обозначает тем же приемом, каким и начинает, но эмоционально к нему не подводит.

Не очень ясна также сценография, из серии: «А что хотел сказать автор?». Из декораций три перегородки из двух дверей без стекол, которые Лаура постоянно переставляет, два стула и маленький столик. До кучи есть несколько проекций на стене: сначала с общей фотографий, где Мари Кюри сидит среди ученых мужей, потом ее имя и фамилия на французском, после  бесформенные узоры и наконец аббревиатуры из таблицы Менделеева.

А еще мне лично очень хотелось физического театра, а не только словесного. Один раз Лаура красиво изогнулась, и это было прямо как глоток воздуха среди бесконечных paroles, paroles, paroles.  Довольно тяжело, как мне кажется,  все время вслушиваться и въедаться в адресованные зрителю слова будто ты не на спектакле, а на лекции в университете. Это и для самой актрисы довольно изматывающе, и для публики (на втором часе внимание теряется, а внимание в наше время —  самая дорогая валюта).

В любом случае дебют Лауры как самостоятельной артистки случился,  и это здорово, что это произошло в стенах родного театра.