Дмитрий Волкострелов — не зря создатель театра post. Его новый спектакль — это прекрасный пример постиронии, той самой, когда не понимаешь, серьезно с тобой говорят или шутят, пытаются донести что-то важное или издеваются.

В основе спектакля — три текста: дневник флорентийского живописца XVI века Якопо да Понтормо, его биография за авторством предтечи искусствоведения Джорджо Вазари и книга Аркадия Ипполитова, написанная на их материале.

В аннотации создатели называют Понтормо «авангардистом XVI столетия» и обещают передать «всю драму творчества», которая сохранилась в записках о создании фресок, не дошедших до наших дней. Современники их не поняли, а потомки уничтожили.

Анонсированы две части: «Художник извне» и «Художник изнутри». Вдоль кирпичных стен зала музея Шаляпина стоят таблички с выдержками, видимо, из книги Вазари. Голоса из динамиков зачитывают, наверное, фрагменты из книги Ипполитова. Если хотите вникнуть — приходите на полчаса пораньше, потому что у тех, кто будет точно ко времени, останется на это не больше десяти минут — пока двое загадочно отстраненных артистов расставят стулья. Вникнуть, впрочем, не так-то просто: фрагменты кажутся разрозненными, верстка не слишком комфортна, голоса сливаются в гул, в котором трудно уловить смысл. Поэтому мало кто вчитывается, а зря — это, в общем-то, и есть первая часть, «Художник извне». Когда все займут места и свет погаснет, начнется «Художник изнутри», и это знакомство уже будет детальнее некуда.

На протяжении следующего часа зрители сидят в темноте, созерцая горящую свечу, а перформеры за их спинами читают дневник Понтормо: Алена Старостина называет дни недели, Иван Николаев монотонно и не всегда внятно перечисляет, что и с кем художник нынче поел, какую часть тела на фреске нарисовал (грубые очертания заметок на полях иногда высвечиваются на стене за свечой), и что у него болело. Доходит и до описания стула (не в мебельном смысле, конечно, а в физиологическом).

Судя по дневнику, жизнь художника скудна на впечатления: на кого-то упал кусок штукатурки, кто-то подрался — вот и весь экшн. Минут сорок спустя у зрителя появляется слабая надежда на развитие событий: темп ускоряется, Николаев начинает глотать слова, а Старостина — называть дни без перерыва… Но нет — все продолжится в том же духе и закончится внезапно (художник умирает после самого обычного дня), но не неожиданно. А для кого-то — и долгожданно. Не досидев финала, зал покинули три или четыре человека, но радоваться рано: еще примерно треть присутствующих клюет носом или спит.

Что можно вынести из зала, не считая недоумения? Что извне художник труднопонимаем, а изнутри — довольно-таки неприятен и сильно подчинен собственной физиологии?

В какой-то момент в подземельной атмосфере зала с одинокой свечой осознаешь, в какой аскезе жили художники прошлого. Но это довольно-таки хилый инсайт для целого спектакля.

Смотрела и писала:  Алена Мороз.